2. 19 22/II 12. Москва*.
Богаевский о смерти Куинджи: "Он умирал, как Прометей. У него было сознание всего. Он говорил "об людишках, которые налипли". Иногда кричал: "Да знаете ли, кто умирает? Ведь Куинджи умирает... Поди раствори балкон, крикни им, что Куинджи умирает".
Разговор этот происходит у Кандаурова*, на чердаке Малого театра, в трехэтажной, из трех комнат, квартире, за обедом. Присутствуют Грабарь*, Латри*, Богаевский. Лицо Грабаря вполне определилось в своей некрасивости за эти годы. У него череп бердслеевских* зародышей: с большой выпуклостью на лбу Нос утиный, с переносицей, сильно приподнятой нажимом пенсне. Губы маленького рта подвижны и кривятся вверх. Подбородок конически острый. Затылок отсутствует. Шея сильная и широкая.
Накануне у П. Иванова* я видел Арцыбашева*. Он был в сапогах бутылками, бархатной рубашке, подпоясанной широким кожаным поясом, У него был вид чистый и немного противный: слишком домашний, как у человека, вернувшегося из бани. Он больше молчит. Голос его похож на голос Ф. Сологуба. Слова негромкие, мягкие, лысенькие; тон голоса сладко презрительный. С ним была маленькая женщина* в черном, стройная и юная, которая, очевидно, владеет им. Голос у нее был хрустально-мещанский, четкий и резкий. Она говорила не крикливо, но ни одного ее слова нельзя было прослушать среди общего разговора. С Арцыбашевым она обращалась оскорбительно навязчиво, как с глухонемым идиотом, "бабьим своим счастьем похваляясь". Когда за ужином его обнесли соусом, она, указывая пальцем на его тарелку, сказала с негодованием павлиньим голоском на весь стол: "А сюда Вы забыли дать".
 Пейзаж Волошина. |  Максимилиан Волошин. Пейзаж. |  Акварель Волошина. |