26. 26 ноября. Понедельник.
Вячеслав уехал в субботу. Все эти дни я виделся с ним ежедневно. Был при его разговоре с Белым. Завтракали вместе у Брюсова. Но только в те немногие минуты, когда мы оставались вдвоем, была между нами полная гармония и радость.
Он рассказал мне о смерти Лидии:
"Это было в 3 часа дня. Не ночью, когда она умерла. А в 3 часа. Я спросил у доктора: "Нет больше надежды?" Он ответил: "Это агония". Я тогда отошел и стал молиться Христу: "Да будет воля твоя". Пред этим она сказала в бреду; "Возвещаю Вам великую радость: Христос родился". И я почувствовал великую радость. И вдруг наступило улучшение, и снова пришла надежда. Температура понизилась. Мы послали еще телеграмму новому доктору в город. И снова началось ухудшение. Если бы не было тех минут, его нельзя было бы вынести. И я лег с ней на постель и обнял ее. И так пошли долгие часы. Не знаю, сколько. И Вера была тут. Тут я простился с ней. Взял ее волосы. Дал ей в руки свои. Снял с ее пальца кольцо - вот это, с виноградными листьями, дионисическое, и надел его на свою руку Она не могла говорить. Горло было сдавлено, распухло. Сказала только слово: благословляю. Смотрела на меня. Но глаза не видели. Верно, был паралич. Ослепла. Сказала: "Это хорошо". Потом надо было уйти. Приехали еще доктора. Стали делать последние попытки. Я попросил Над. Григ. Чулкову дать мне знак в дверях, когда наступят последние минуты, и ждал в соседней комнате. И когда мне она дала знак, я пошел не к ней, а к Христу. В соседней комнате лежало Евангелие, которое она читала, и мне раскрылись те же слова, что она сказала: "Возвещаю Вам великую радость..." Тогда я пошел к ней и лег с ней. И вот тут я и слышал: острый холод и боль по всему позвоночному хребту, с каждым ударом ее сердца. И с каждым ударом знал, что оно может остановиться, и ждал.
Так я с ней обручился. И потом я надел себе на лоб тот венчик, что ей прислали: принял схиму.."
В последний день его в Москве, когда я пришел к нему уже с вывернутой ногой, мы остались на несколько минут вдвоем; - Веришь ли ты Маргарите?
"Верю ли ей или тому, что ее? Тому, что за ней идет? Я сказал ей тогда же, что несет смерть. Для меня она была вестница смерти. Нет, нет!.. Я совсем не думаю, что она была причиной смерти Лидии. Не она была Ангелом Смерти. Но в ее глазах я прочитал в первый раз весть о смерти. Ты хочешь знать, верю ли я ее любви?
Я не знаю, что идет за ней. Верю ее чувству. Но не знаю, что просачивается помимо ее воли. Откуда эта связь с Анной Рудольфовной? Почему избыток в одной и ущерб в Маргарите? Что значит это?
И вот то, что ты говорил о церкви в Париже, когда Анна Рудольфовна видела и забыла".
- Что передать от тебя Маргарите? Есть ли у тебя сейчас слова к ней?
"Скажи, что я люблю ее, что я верен ей, как в ту ночь обета. Когда она потрясла Лидию и открыла нам новую жизнь. Здесь не долг. Я от всего сердца говорю".
Когда я передал Ан. Руд. разговор об Аморе, она пришла в страшное волнение и сказала: - Как он жесток... Не говорите с ним об этом... забудьте это. Это безумие. Он у меня спрашивал. Он думает, что Маргарита мертва и я оживляю ее. Это ужасно.
Еще был знаменательный разговор, когда мы ехали на извозчике к Брюсову.
"Ты был не прав, когда сказал Ан. Белому, что ты не мистик. Тактически это было хорошо. Но он должен знать истину, должен знать, что ты с нами. Между вами произошло то же, как если бы Моммзен* говорил с Вилламовицем* и сказал бы ему: "Ich bin kein Philologe" (Я не филолог (нем.)). Нет! Хотя Вилламовиц изучит Эврипида и Моммзен римскую гражданственность - они оба филологи. И Моммзен не имеет права отказываться. И ты мистик. Но ваши специальности различны. У тебя мистические переживания. Сошлюсь хотя бы на Руан. А Мережковский совсем не мистик. Ты гораздо более мистик, чем он. Но у тебя есть схоластика. Ты говоришь о теории, о том, чего ты не пережил. А оккультизм и мистика - это только латинское и греческое имя одного и того же.
И Андрей Белый был прав в своих нападениях. То, на что он нападал, была реальность. И поэтому я сказал ему, что из всех более всего он прав передо мною. В этом году были страшные возможности. Лидия могла два раза умереть зимою, У каждого из нас была своя трагедия. Сперва были затянуты в нее Городецкий и его жена*. Потом ты и Маргарита. Понимаешь, что могло быть. Смерть грозила и Городецкому. И Лидия не умерла, а ушла. Но был вихрь - реальный, который мог нас погубить всех. И Андрей Белый не создавал свои химеры. Они существовали".
Из материальных впечатлений.
Молоденькая поэтесса Любовь Столица*, с московским розовым лицом и в голландском бархатном капоре. Рябушинский говорит про нее, что она "бальзаковского возраста", желая этим определить ее крайнюю юность*. Она говорит мне: - Теперь я изучаю только старых поэтов. Вот Валерия Брюсова. Но что же, он мне кажется современником Пушкина. На них обоих голубая дымка.
За завтраком у Брюсова. Для характеристики взглядов новейшего поколения декадентов Брюсов раскрывает альманах "На белом камне"* и читает выдержки: "Эстетика "Знания" - Танов и Скитальцев*. Они способны дать в руки Венере Милосской винчестер и браунинг". "Валерий Брюсов, когда-то не лишенный дарования, превратился в академика". "Паровозы Блока пахнут Пушкиным".
Чья вина? - Ваша, Макс. Это пошло от Вашего стиля, отчасти от Андрея Белого.
Вся атмосфера теперь переменилась и очистилась. Нет того грозового напряжения и озлобленности, что была в мае. Белый примирился с Вячеславом, Эллис со мной. И у всех на устах имя Анны Рудольфовны.
Валерий замкнут. Спокоен. Но ждет момента, чтобы нанести новый удар.
Когда, после утверждения всех условий с Рябушинским, Вячеслав, узнав об редакционном annonce (Объявление (франц.)) без его ведома, пришел к Ряб. заявить о неконституционности его поведения, Рябушинский так был изумлен, что в тот же вечер собрался у него консилиум врачей, которые ему посоветовали отправиться в кругосветное плавание. Он сказал Вячеславу, что в этом случае он на 6 месяцев прекратит функционирование "Золотого руна".
- Я ведь трачу на него тысячи. Я хочу получать удовольствие за свои деньги. Я шутя бываю в редакции. Это меня развлекает.
Вячеслав ответил ему, что в таком случае он упустит единственный случай иметь его редактором. Иначе же он оснует свой собственный журнал.
За час до отъезда в Петербург Вячеслав снова был в "Золотом руне", и дело разошлось окончательно.
 М. Волошин и М. Сабашникова в день свадьбы. 12 апреля 1906 г. Москва. |  Пейзаж Максимилиана Волошина. |  Ореолы облаков. |