25. 25 ноября 1907.
Я лежу на диване в маленьком кабинете Василия Михайловича с ногой, положенной на лед*. Приходит Эллис, и мы говорим 7 часов подряд. Говорит он - пламенный, страдающий, искренний, как в студенческие годы.
"Помню, в детстве проходил по Девичьему полю и ехала карета. Это для перевозки раненых? Нет, там политические. И я спрашиваю маму: "Почему же ты мне не сказала?" И вот, вижу такой сон. Я живу в золотом городе, где все счастливы. Но изредка один, другой исчезают. Куда - никто не знает и об них - не спрашивают и не говорят. И вот я иду гулять. И вижу себя в сумерках в поле. И нет города. Это не город, а только силуэты туч. И я вижу вокруг себя равнину, покрытую на сотни верст человеческими костями и падалью. Вижу скрюченные трупы на кольях. И вдруг в них узнаю тех, что исчезли из города. И вижу, что для всех здесь приготовлены колья... и для меня тоже. И вдруг просыпаюсь во сне в своей комнате. Светлый день, я опять в золотом городе. И я рассказываю милой, любящей маме свой сон и спрашиваю: "Правда это?" А она качает головой, строго смотрит и говорит: "Вот мы какие сны стали видеть". И чувствую, что это правда, что она скрывает, но знает - и просыпаюсь.
И вот, наяву для меня была этим сном казнь Софьи Перовской*. Почувствовал я, что была здесь Вечная Женственность. И что вечную женственность... ошейник на шею и повесили. И вот, я устремился. Из-за Софьи Перовской стал изучать Маркса, потом финансовое право... Озеров, И вдруг: как так? Причем тут подоходный налог? Какое это имеет отношение к Софье Перовской? Я тогда в символизме врага видел. В поэзии видел врага. И только ты тогда был для меня напоминанием. Помнишь, как ты читал переводы из Гейне? "Палач стоит у дверей"*. Тогда Гейне был. И потом вдруг поворот - я увидел, что символизм для меня и есть то, чего я искал. А его я врагом считал...
...Анна Рудольфовна - вот в ней есть то... Софьи Перовской. Она может... Я вижу, как она на костер бы всходила, торопилась бы, улыбалась конфузливо своими слепыми голубыми глазами... и шпильки она бы растеряла... нагнулась бы подбирать их пред костром. И взошла бы...
Я поразительные сны вижу. Амфилады снов. Их много. Я больше 80-ти помню.
Вижу себя перед манежем. Ночь. Фонари горят. Народу нет - последний извозчик уехал. И я знаю, что там сейчас режут студентов. Вот, знакомых студентов. Там у одного рыжая борода. Другой в очках. И думаю: никогда не забуду! И вдруг - все такая же ночь и я стою и знаю, что забыл. И ветер гудит, и снежинки кричат "забыл! забыл!". И я вижу себя прикованным к тачке. Голова обрита. Кандалы. Каторжником. Нас 30 человек. И мы идем, один за другим, по узкой долине, такой, как в синематографах. И я последний. И вдруг мысль: бежать. Я сворачиваю в соседнюю долину, и сразу становятся сумерки. И вдруг я вижу человек 20 студентов - убитых. У них отрезаны руки, ноги, головы и лежат с ними рядом. И я думаю: "Как бедным трупам холодно! как им холодно". И тогда вдруг начинается. Посмотри, вот так: плечами... ногами... И вот так ползут на спине ко мне. Вот так, как для смеха ползут, чтоб ногой ударить. Ко мне подползли, чтобы погреться. И я оборачиваюсь... и вдруг вижу: посмотри - вот так, на обрубленных коленях, мертвый, прямо ко мне. Хочу бежать, оттолкнуть. А вместо этого вдруг обнимаю и целую его. А он мне впивается сюда, в шею, и начинает сосать... кровь. И говорит: я еще приду. Я просыпаюсь. И вижу, окно в комнате отворено и вся она полна туманом. И 8 ночей подряд он еще приходил ко мне. В разных видах. На мосту раз. Но не мог догнать, потому что ноги по колени обрублены.
А потом страшный сон - Сон Белой Лошади. Мне снится, что я еду на конке, и одна из лошадей белая - желто-грязная, как снег. И она идет не так, как другие лошади, а манерно, Вот так подымая ноги. И мне противно и смешно. И мы выезжаем на Театральную площадь, и она вдруг поворачивает шею и смотрит одним глазом на коней Аполлона. И я вижу, какая мерзость! - она им подражает. Выступает, как они. Выгнула шею, как лошадь бога Солнца. Но разбита на все ноги, и все это так позорно. И вдруг ее кнутом р-раз-з!! И кровавая полоса по желтой шерсти. Она падает. Все выскакивают из конки. Подбегают к ней. Бьют ее. Ругают ее. И я подбегаю и вижу, что она умирает и поднимает шею и смотрит на коней Аполлона.
И вот, я вижу продолжение сна. Что я стою над фиордом в Норвегии. И вдруг такая симфония белого цвета. Тысячи оттенков и все бело. И я на вершине горы, острой, как конус. И вокруг нее дорога. И помню мысль: ведь если бросишься вниз на лыжах, то будешь падать, а будет казаться, что бежишь по равнине - так все бело. И вдруг слышу топот. Тысячи копыт бьют. Мощно, мерно, как музыка. Смотрю вниз и вижу: лошади солнца мчатся по дороге, вокруг горы вверх. И впереди их моя белая лошадь. Но теперь совсем белая. Шея и хвост в одну линию. Серебряные копыта. И на спине ее, вот так, поджав колени, откинувшись назад, - юноша - с огромными длинными крыльями. И кони мчатся ко мне, и по их спинам тени от облаков бегут. И, достигнув вершины, первая лошадь одним прыжком взвивается в небо и исчезает там, как птица. А другие - вслед за ней, и вдруг срываются одна за другой в пропасть. Одна за другой. И я слышу шум и вижу, как снег кровавится, и клочки мяса на скалах. И просыпаюсь...
Представляю себе, что вот Мефистофель спускался на землю и рассказывает:
"Встретил одного человека. На мосту стоял. Хорошо одет. Короткое пальто. Цилиндр. Ботинки. И лицо светом звезд озарилось. Разговорились. Сперва не понял: говорит мне - "ты слишком мало страдал". А потом, впрочем, ничего. Поняли друг друга. Разговорились. Пошли в кафе и выпили. Очень умный человек (Бодлер). А потом еще одного видел. Старик уже, с бакенбардами. На севере живет. Мы с ним потолковали о морали. Очень талантливым пастором мог бы быть. Такие люди нам полезны (Ибсен)*. И еще с одним старичком провел несколько вечеров. Он хоть весь абсентом наполнен, но интересный старичок. Так его ветром подхватит - он через крыши домов летит (Верлен).
А про Ницше: "Неприятный человек. Тут я уже ничего не понял. Совсем оконфузил меня. И еще прибавил: если хотите усвоить мое учение, то милости просим ко мне на лекции, на первый курс..."
...Знаешь, мне так представляется лекция Ницше. Он читает в аудитории - и влетает в окно шарообразная молния и медленно начинает приближаться. Вот, если он скажет последнюю тайну, то она его тут и хлопнет. А он так улыбается. Посматривает на нее и продолжает говорить, постепенно приближаясь к последней тайне, но не говорит ее. Нет, покорно благодарю, я не так глуп. И тут звонок. Он кончает лекцию. Иронически смотрит на молнию. Быстро надевает перчатки и уходит. Студенты ничего не замечают.
 Вид Коктебеля. |  Павел Павлович фон Теш |  М. Волошин. Одесса. 1919. |