23. 26 мая 1916 г.
26 мая [1916].
Милый Макс, спасибо. Не знаю, сумею ли ответить тебе по существу и, конечно, не в качестве «Garant'a», а как Лиля.
<...> Теперь о дружбе. 6 лет тому назад, когда ты ушел, я. знала ясно одно: я умерла для искусства, я, любящая его «болью отвергнутой матери, я сама убила его в севе.
Я это знала ясно и отчетливо. Но было и еще одно: боязнь Безумия, которое для меня тогда стояло рядом с Искусством и, преломляясь в Любви, делало ее безумной и невыносимой по жгучести. У меня странная душа, Макс, и никто, кроме тебя, не приоткрывал ее. Тебе это просто было дано, п<отому> ч<то> ты имел ключи: искусство. «Черубина» для меня никогда не была игрой<…>. «Черубина» поистине была моим рождением; увы! мертворожденном. Все твое «признание» не было для меня тайной, я так и знала. И тогда 6 л<ет> тому назад я провожала не только тебя, это я знала. Говорила ли я тебе когда-нибудь, что я видела во сне, как ты надел мне на шею золотую цепь из лавровых почти прозрачных листьев? И одна ветка свешивалась на грудь. Это не только сон, это была возможность.
Видишь, Макс, я все понимала, и видишь, слышишь ли ты, какая . во мне душа? Все эти 6 лет я молчала, в январе 1913 г. мне показалось, что молчание превратилось в огромную любовь, молчание стало пламенем (Борис Леман). Но не было дано и этого. Только на сердце легла тяжесть огромной любви и еще большего молчания. Что я тебе скажу дальше, Махе? Где мое освобождение, где исцеление и в чем души? Что мне в ней, умершей для творчества?
Я только стала внешне твердой и старой. Я знаю, что мой путь я отбросила, встала на чужой и узурпировала его. Но я сделаю его своим или умру раньше, Макс.
Но пойми, пойми, Макс, милый, как тяготит меня мертвое творчество, как изнасилована моя душа!
Только тебе говорю я об этом и только потому, что встал как-то остро вопрос о дружбе, а я буду честной с тобой: ты теперь знаешь, какие нити еще вяжут меня с тобой, что я несу в себе все, что было 6 л<ет> назад, как зарытый талант, какая у меня душа и как я жалка, жалка своей ослепленной душой. Принимаешь ли ты меня?
Макс! прошу тебя ответить, и не бойся написать одно слово «нет», ведь я все принимаю с любовью, за все благодарю. «Твоя любовь в моих воспоминаньях»1.
Не бойся ответить «нет», Макс, п<отому> ч<то> пойми, какая я мертвая.
Лиля.<...>
1Перефразированная строчка из венка сонетов Черубины де Габриак «Золотая ветвь», посвященного «Моему учителю» (М, Волошину). В венке: «Твоя печаль в моих воспоминаньях...» («Аполлон», 1909, № 2)
 Портрет работы Г. Верейского. Ленинград, 1924 |  Портрет работы Диего Ривера. Париж, 1916 |  Портрет работы М. Зайцева. Коктебель, 1925 |