|
Осенью 1906 года М.А. Волошин впервые отзывается печатно о "Мире искусства". В статье "Горе от ума" на сцене Московского Художественного театра", опубликованной в газете "Око" от 7 октября 1906 года, он пишет: "Движение, поднятое в Петербурге Бенуа и Сомовым, отраженное Мусатовым в Москве, сделало нам интимно близкой красоту обстановки начала XIX века. Раньше нам были в этой эпохе знакомы только характеры и события, теперь стали близки и комнаты, и вещи, и платья. Даже больше чем близки, потому что именно на эту эпоху обратилась вся наша грусть по русской старине".
В статье "Лики творчества. О русской живописи на выставках этого сезона" Волошин подробнее говорит о версальских пейзажах Бенуа. "В его работе тяжелый и богатый слиток исторических воспоминаний, перевоплощений, стилей и настроений, что придает произведениям его особую терпкость вкуса, требующую от зрителя серьезной исторической подготовки и знаний. Аллеи и фонтаны Версаля развертываются для него с широкой повествовательной суровостью, подобные страницам летописи гневного Сен-Симона {Имеется в виду Луи де Рувруа Сен-Симон (1675-1755), герцог, автор "Мемуаров", сатирически направленных против монархии.}. К его акварелям хочется сделать исторические комментарии, примечания и ссылки то на такую-то страницу таких-то мемуаров, то на такую-то фигуру такого-то версальского мастера. Самый чистый лиризм своей души он облекает в тяжелый плащ исторической эрудиции" {Русь, 17 марта 1907 г.}.
Через год в статье "Русская живопись в 1908 г. "Союз" и "Новое общество" Волошин касается работ Бенуа для театра. "Нельзя смотреть на эскизы "Павильона Армиды", мысленно не переживая самого балета. Они лишь напоминание о той пышности, которая доступна художнику, творящему не на бумаге, а играющему живым человеческим телом, тканями и золотом. В "Павильоне Армиды" Бенуа воскресил ту величавую пышность большого зрелища, которая недоступна и неизвестна нашему времени, великолепие придворных празднеств старых королевских дворов, всю полноту оттенков древнего пурпура, сверканье сказочных сокровищ и необузданность геометрических фантазий Пиранези. Ему ведомы лирические слова, имеющие власть воскрешать минувшее, и душа его избыточна светом древних солнц искусства" {Русь, 5 марта 1908 г.}.
Однако особенно подробно Волошин отозвался о творчестве Бенуа в статье "Картинные выставки. "Салон". Начиная с оценки "Мира искусства", критик задается вопросом: "Не является ли эта группа "истинной Академией современного русского искусства"? "Не той исторической, косной и душащей искусство академией, имя которой по справедливости ненавистно каждому художнику; нет, но той идеальной академией, которая должна быть истинной блюстительницей законов, хранительницей традиций хорошего вкуса, так сказать, верхней палатой, носительницей государственной мудрости, своим авторитетным влиянием утишающей буйные мятежи молодого искусства". И "Мир искусства" - "в том виде, как он существует теперь: в виде группы талантливых и ширококультурных художников, не связанных между собой никакими официальными узами, он осуществляет истинный идеал академии. В них действительно хранится историческое преемство исканий, не только нашей и ближайших к нам эпох, но и искания всех предыдущих великих расцветов искусства" {Новая Русь, 5 февраля 1909 г.}.
Сам Бенуа заметил это суждение - и, по-видимому, принял как удачное. В статье "Художественные письма. Москва и Петербург" он упомянул: "М. Волошин, кажется, назвал как-то центральную группу "Мир искусства" идеальной академией" {Речь, 22 апреля 1909 г.}. Без сомнения, Александр Николаевич не мог пройти и мимо следующей части волошинской статьи, где тот говорил непосредственно о нем: "Когда рассматриваешь картины Александра Бенуа <...>, то, несмотря на то, что ни "Похищение Прозерпины", ни "Аполлон и Дафна", ни эти виды Версаля не представляют ни самых значительных, ни самых характерных произведений этого художника, являясь лишь случайными плодами одного из многих лет работы, тем не менее ясно, в каждом штрихе, в каждой фигуре чувствуешь, как много исторической культуры и строгого вкуса внес Александр Бенуа в современную живопись. И внес их именно своей живописью, больше живописью, чем художественной критикой.
В критике А. Бенуа всегда умел, несмотря на свою громадную эрудицию, оставаться капризным и страстным лириком и бойцом. Его боевые и защитительные статьи складывались согласно формам сопротивления, которые он встречал на своем пути, и это давало им ценность сосредоточенной силы удара. И в то время, как его культурная роль как критика, будучи согласована с отдельными историческими моментами, относительна, все то, что он внес в живопись, живописью остается безусловно. Но и как живописец он всегда оставался критиком, а не творцом. Необдуманно хочется сказать, что картины его являются оценками исторической эпохи сквозь призму искусства того времени. Но это неверно. Картины Бенуа - это оценка искусства тех эпох сквозь призму исторических событий и мемуаров. Являясь представителем субъективной критики в своих статьях, в живописи своей Бенуа является строгим и систематическим историком искусства Тэновской или Брюнетьеровской школы {Ипполит Адольф Тэн (1828-1893) и Фердинанд Брюнетьер (1849-1906) - французские критики.}. Только слова заменены человеческими фигурами, стильными украшениями и красками, что дает его историческим выводам и доктринам лишь большую, по сравнению со словом, точность и наглядность. Отсюда та известная строгость и сухость многих его произведений. У иного художника сухость эта была бы признаком художественной слабости и упадка, между тем как у Бенуа она является лишь неизбежным следствием четкой силы его исторических оценок искусства минувших эпох. Такая сухость - не недостаток, а великое достоинство искусства".
В начале 1910 г. Бенуа упомянул волошинскую статью "Аполлон и мышь", наделавшую в то время много шума. Назвав ее "остроумной фантазией", критик отнес ее к ряду выступлений, которые трудно назвать "особенно значительными художественными рефератами" {Бенуа А. Художественная жизнь. - Речь, 1 января 1910 г.}. В том же году вышла из печати первая книга стихов Волошина, и 20 марта 1910 года он надписывает ее Бенуа: "Дорогой Александр Николаевич, примите и полюбите эту книжку, большая часть которой была пережита и написана в милом Париже" (книга в собрании А.Ф. Маркова, Москва). Позднее А.Н. Бенуа признавался, что, хотя стихи Волошина его "пленяли", "они не внушали того к себе доверия, без которого не может быть подлинного восторга" {Александр Бенуа размышляет... С. 233.}.
Последующие пять лет не оставили следов общения Бенуа и Волошина. Только весной 1915 г. начинается новое их сближение. В России были собраны деньги в пользу русских художников, захваченных войной во Франции. Максимилиан. Александрович снова находится в Париже, и представители "Мира искусства" просят его помочь в распределении этих денег. 3 мая 1915 г. он пишет письмо А.Н. Бенуа, объясняя ситуацию, сложившуюся в этом деле. В том же году, по пути из Феодосии в Судак, семейство Бенуа заехало в Коктебель. Однако Максимилиан Александрович еще не вернулся из Парижа. "Дом был закрыт, и мы, погулявши по берегу около него, вернулись, несолоно хлебавши, домой", - вспоминала дочь художника, А.А. Черкесова {Письмо А.А. Черкесовой Савинову от 31 декабря 1971 г.}. В этом же году Волошин дарит Бенуа свою акварель с надписью: "Альпы... Бенуа на память. Макс Волошин. 1915. С.П.Б." (ГРМ, инв. N РБ 14840).
Возвращаясь весной 1916 г. в Россию, Волошин в Петрограде несколько раз (8, 10, 12 апреля) встречается с Бенуа. 15 апреля Александр Николаевич дарит "Дорогому Максимилиану Александровичу Волошину" свою акварель - вид Бретани (собрание Дома-музея М.А. Волошина в Коктебеле). Очевидно, в этом же году Волошин дарит Бенуа акварель с видом Испании (ГРМ, инв. N РБ 14841). Тогда же произошла встреча Волошина с художником Г.К. Лукомским, инициатором создания коллективной монографии о Бенуа. В эту монографию, готовящуюся петроградским издательством "Свободное искусство" в 1916 г., должны были войти статьи самого Лукомского, С.М. Волконского, А.Я. Левинсона, С.К. Маковского, Д.В. Философова, С.П. Яремича и Максимилиана Волошина. С этой работой связана дальнейшая переписка Волошина и Бенуа. В ней, а также в переписке Волошина и Лукомского прослеживается "история написания" Волошиным статьи "Александр Бенуа".
Лукомский писал Волошину, по-видимому, в мае 1916 года: "Итак, Вы статью о Бенуа обещаете. К августу хотелось бы - но задержка в репродукциях: ведь все репродукции, как Вы бы хотели, - могут быть готовы незадолго до начала верстки, когда предполагается, что статья уже готова. Таким образом, прошу Вас очень все-таки, насколько Вы найдете возможным, составить статью без черновиков (Вы же помните все произведения А.Н.?), а потом, по мере возможности, я Вам их дошлю. Книга предполагает выходом в свет в дек<абре>-янв<аре> 1916-<19>17 г. Крепко жму Вашу руку и жду статью размером в 1 печ<атный> лист (16 страниц) - к июлю - августу".
В конце июля А.Н. Бенуа прибыл в Судак. Как и в прошлом году, он поселился в долине Капсель, в имении генерала Колюбакина. 1 августа Волошин писал ему туда из Коктебеля: 1916.08.01 - М.А. Волошин - А.Н. Бенуа
4 августа Бенуа отвечает: 1916.08.04 - А.Н. Бенуа - М.А. Волошину
*{Козы - селение между Судаком и Коктебелем (ныне - Солнечная долина), где любил работать Р.Р. Фальк. Волошин иногда ходил в Судак пешком через Козы.}.
Занятый монографией о В.И. Сурикове, работа над которой подходила к концу, Волошин все откладывает поездку в Капсель. "Работы осталось очень мало, и хочется закончить до поездки к Вам",- пишет он 24 августа. К тому же: "И ведь Вы заедете ко мне непременно на возвратном пути?"
30 августа Бенуа извещает: 1916.08.30 - А.Н. Бенуа - М.А. Волошину
Увы, поездка Волошина в Судак никак не получалась. 3 сентября он писал Бенуа: 1916.09.03 - М.А. Волошин - А.Н. Бенуа
Г.К. Лукомский же настаивал на том, что репродукции Волошину вообще не нужны: "О художнике Бенуа, о худож<ествен>ном деятеле Бенуа, об учителе, версальском мастере <...> - вот о чем я хотел, чтобы Вы написали. То записали, что у Вас в мыслях, в воспоминании сохраняется о Бенуа, безотносительно его работ только живописных. (А театр! как же "снять"?) Нет! Я хочу Вашей статьи о постановках Бенуа в Париже, которые Вы, кажется, (все?) видели? <...> Словом - "мемуары" о Бенуа. В сентябре? Жду" {Письмо Г. К. Лукомского Волошину от 15 августа 1916 г.}.
Репродукций Волошин так и не получил. "Заезд" Бенуа в Коктебель также не состоялся. 22 сентября Волошин закончил наконец монографию о Сурикове, но должен был написать еще газетную рецензию на последние книжки Ильи Эренбурга. 7 октября он отсылает этот "фельетон" в "Речь" и принимается наконец за статью о Бенуа. 16 октября он сообщает М. С. Цетлин: "Спешу закончить большую статью о Бенуа". А 19-го посылает ее в Петроград.
В этот же день Волошин пишет Бенуа: 1916.10.19 - М.А. Волошин - А.Н. Бенуа
Не берясь анализировать творческий путь или отдельные стороны деятельности Бенуа, Волошин старается выявить самую суть художника. Как нередко, он начинает с его внешности - давая, как наиболее характерное, "версальское обличье" Бенуа. Следующая мысль: "критик и художник слиты в нем органически". В художнике же Бенуа Волошин отмечает преобладание графических элементов - ив этом его сила и оригинальность. Но вот главное определение: "Бенуа - это наша Академия", - после чего критик развивает свои взгляды на роль академий вообще и дает примеры художников-"академий".
Переходя к "Миру искусства", Волошин подчеркивает: Бенуа - вдохновитель этого объединения, его "сердце". Проводя параллель между Бенуа и Анри де Ренье, Волошин обращается к своей излюбленной мысли об "историческом пейзаже" и несколько увлекается. Но это ему нужно для перехода к историческим картинам и театральным постановкам Бенуа, исторические персонажи которого снова напоминают ему персонажи Ренье. Анализируя метод Бенуа, дающий достоверность его "историческим иллюстрациям", Волошин снова приходит к формуле: "В его искусстве всегда есть игра в оживление вещей". Отсюда - переход к органической связи Бенуа с театром и к его сказочности...
Вложив в статью столько оригинальных мыслей, видя в ней определенное достижение, Волошин был крайне озадачен, увидев печатный проспект монографии. Среди перечня участников его имени не было! Поэт запрашивает Лукомского. Тот спешит (11 января 1917 года) успокоить автора: "Отсутствие Вашего имени в проспекте о Бенуа - плод, конечно, недоразумения и досадного случая". Но тут же дает повод для нового беспокойства: "Ваша статья почти целиком войдет в монографию". Как "почти"? что это значит? - недоумевает Волошин. Оказывается, Лукомский опасается, что подробная характеристика Анри де Ренье "подавляет" сказанное о Бенуа. И если Волошин сам в этом убедится и сам, в гранках, изменит несколько абзацев, "то ведь и будет "почти"...".
Увы, статья не увидела света ни в каком виде. 31 августа 1957 года, в письме к И.С. Зильберштейну, Бенуа вспоминал: "Мне ужасно не повезло с моей монографией. Как раз когда все было готово, грянула революция, мой издатель исчез, бросив все на произвол судьбы. Кое-какие отпечатки Лукомский передал мне гораздо позже уже здесь в Париже, целая же партия их оказалась в какой-то чайной на Екатерининском проспекте, где эти бумаги служили салфетками" {Александр Бенуа размышляет... С. 657.}.
В 1919 г. Волошин дважды пытался опубликовать свою статью, - послав ее в "художественный журнал" в Одессу (письмо к Л.П. Гроссману от 5 ноября 1919) и вручив поэту А.В. Цыгальскому в Феодосии. Но и эти попытки кончились ничем...
Весной 1924 г. в Ленинграде Волошин вновь встретился с А. Н. Бенуа и беседовал с ним. Он привез из Коктебеля ряд своих новых пейзажей - и Бенуа их одобрил. Впоследствии Бенуа писал: "Кое-что тут было навеяно Богаевским, кое-что являлось отзвуком искусства Пуссена и Тернера, но при всем том эти живописные работы Волошина очень самобытны. <...> В них пленительная легкость сочеталась с отличным знанием природы. Именно - знанием, ибо Волошин не писал этюдов с натуры, но строил и расцвечивал свои пейзажи "от себя" и делал это с толком..." {Там же. С. 233-234.}.
Там же, в Ленинграде, Волошин приглашает Бенуа в Коктебель. Александр Николаевич принял приглашение поэта, и 7 июня Волошин просил уточнить время приезда: "Мне необходимо знать как можно скорее: кто из Ваших приедет? Сколько? Когда? Чтобы задержать комнаты".
20 июня Бенуа пишет в ответ: 1924.06.24 - А.Н. Бенуа - М.А. Волошину
Есть сведения, что Бенуа отозвался о волошинских акварелях и в обзоре выставки. К.И. Чуковский писал Волошину (видимо, также в июне): "Александр Бенуа в "Современнике" чуть ли не на первое место поставил крымские этюды Максимилиана Волошина!" Максимилиан Александрович, разумеется, очень интересовался этим номером журнала. И когда кончилась "летняя страда" Дома поэта, 15 ноября 1924 года запрашивал Чуковского: "Как идут дела "Современника"? Я так и не видал его и не читал той статьи Бенуа, где говорится о моей живописи, о которой Вы мне писали" {ОР ГБЛ, ф. 620, из обл. 7.}. По-видимому, статья так и не была опубликована.
С отъездом А. Н. Бенуа за границу связь Волошина с ним прервалась. На смерть поэта 11 августа 1932 года Бенуа откликнулся мемуарным очерком в газете "Последние новости" (Париж) 28 августа. А позже уделил Волошину место в воспоминаниях. |